На положении крепостных
Начальник МГБ познакомил меня и с обязанностями ссыльного. Через каждые две недели я обязан приходить в отдел для регистрации. Я также обязан поставить их в известность, куда я устроился на работу и где буду жить. Точно так же необходимо поступать при смене работы и перемене места жительства. Без их разрешения я не имею права покидать Казачинска более чем на три километра. В случае самовольного отъезда я буду считаться в бегах, за который меня осудят к 25 годам ИТР в лагерях.
Узнав, что в Казачинске имеется Дом культуры, в первую очередь направился туда. Как и все деревенские клубы, встречавшиеся нам в пути, этот клуб имел также жалкий, неказистый вид. Здание клуба, представлявшее необшитый деревянный сруб, давно нуждалось в капитальном ремонте. Наружу выпирало полуразвалившееся крыльцо. Наружная дверь оказалась открытой. При входе в фойе, первое, что бросалось в глаза, это грязь и пыль. Валялись бумажки из-под конфет, сплошным слоем лежала шелуха от семечек. Неопрятное впечатление производили висевшие на прокопченных стенах оборванные выцветшие лозунги и портреты членов Политбюро: Сталина, Молотова, Ворошилова, Берии и прочих.
Зашел в зрительный зал, благо дверь также была открытой. Такое же запустение и грязь. Большая часть скамеек сломана. Анахронизмом звучит текст висящего над сценой лозунга с ленинским изречением: «Искусство принадлежит народу!». «О каком искусстве может идти речь в этом хлеву, – подумал я, – если не соблюдаются элементарные правила чистоты и порядка в общественном учреждении, именуемом Домом культуры. Можно жить в бедности, недостатке, но сопутствовать нужде не обязательно должна грязь…»
На сцене, куда я, пользуясь случаем, поднялся, такое же запустение. По углам валяются остатки каких-то декораций, сломанные стулья и такой же стол. Вместо сукон по краям сцены висят грязные, рваные тряпки.
Чей-то негромкий кашель из-за стены вывел меня из грустных размышлений. Я поискал глазам и увидел небольшую дверь, как будто в гримерную. Постучался. Мужской голос пригласил зайти. Захожу. В жарко натопленной небольшой комнате, действительно являющейся гримерной, сидит, склонившись над счетами, молодой человек. Знакомимся. Это директор Казачинского Дома культуры – Бяков. Первое впечатление приятное: открытое русское лицо, приветливые светлые глаза, крепкое пожатие руки.
Рассказываю о себе со всеми подробностями: где и когда работал, как попал в тюрьму, как привезен в качестве ссыльного в Казачинск. Высказываю просьбу принять на работу руководителем драматического коллектива.
Мое появление и просьба об устройстве на работу Бякова нисколько не удивили. Оказывается, у него неоднократно руководителями кружков работали ссыльные. Бывали всякие: хорошие и плохие, трезвенники и пьяницы, которых приходилось затем увольнять. В настоящее время должность руководителя драматического кружка вакантна, и он согласен принять меня на эту должность и платить 450 рублей в месяц. Прикидываю: в Нарве получал 700 рублей в месяц, но здесь, в деревенских условиях, можно обойтись и этой суммой. Тем более, что приехал из тюрьмы и на первых порах такой зарплатой должен быть доволен.
Бяков предложил начать работу сегодня же, обещав собрать коллектив к семи часам вечера.
– В середине апреля намечается районный смотр художественной самодеятельности, – внушительно добавил Бяков, – нужно спешить с подготовкой программ для смотра. А там и майские праздники не за горами, а к этим праздникам обычно готовятся большие спектакли. Перед Домом культуры стоят большие и ответственные задачи, – посмотрел на меня и, видимо, посчитав официальную часть законченной, добавил, – А коллектив у нас не плохой: девчата и парни по много лет выступают в самодеятельности. Есть неплохие, способные, даже талантливые, вас не подведут. От вас зависит, как вы сумеете их организовать. Вы для них пример. Не допускайте пьянок и не потакайте любителям «зеленого змея», все внимание сосредоточьте на работе. И успех вам гарантирован. Сегодня вечером, когда они все соберутся, я познакомлю вас с ними. Вы побеседуйте, почитайте материал, который собираетесь ставить. Вот вам несколько сборников с пьесами и интермедиями, быть может найдете что-нибудь подходящее.
Ничего удивительного в этом нет. Вы для нас человек новый, незнакомый. Тем более ссыльный. Мы же должны знать, как вы ведете работу с молодежью!
С этими словами Бяков протянул мне несколько потрепанных журналов. Внимательно выслушав наставления и советы Бякова, я ответил, что в отношении пьянок и дисциплины он может не беспокоиться. Сам я непьющий и конечно не допущу нарушения порядка в коллективе. На первый случай я материалом обеспечен, с собой имею литературу для концертных программ, есть несколько многоактовых пьес, будет что выбрать для майских праздников.
В данную минуту меня беспокоит одно – нет крыши над головой, не имею пристанища. Вещи пока находятся в отделе МГБ. Никого здесь не знаю, не ведаю к кому обратиться, чтобы найти хотя бы угол. Бяков меня тут же прервал, сказав, что несколько дней я смогу прожить в доме колхозника, а дальше видно будет, молодежь поможет отыскать квартиру.
По указанным Бяковым приметам я быстро нашел дом колхозника, там для меня нашлась свободная койка, и первые четыре ночи я провел в теплой комнате под чистыми простынями и пикейным одеялом. С помощью участников самодеятельности в дальнейшем я снял комнату в семье страхового агента.
Занятия драматического кружка проходили с полной отдачей сил, как моих, так и молодежи. Попутно с концертной программой для районного смотра художественной самодеятельности готовил майский спектакль – 4-актную комедию «Сады цветут». Вместо предусмотренных трех занятий в неделю репетиции проводились каждый вечер.
Казачинские мытарства
С первых дней работы в Казачинске я почувствовал за собой неусыпную слежку, за каждым шагом наблюдали, моя личность была под пристальным контролем. Почти на каждой репетиции наблюдателем присутствовал директор Бяков. Мало того. Через пару дней на репетиции уже сидело два наблюдателя – Бяков и заведующий районным культотделом, фамилию которого я уже забыл. Оба сидели молча, внимательно слушали, что я говорил кружковцам, ни разу не прерывая репетицию вопросами ко мне или к участникам самодеятельности. А когда занятия кончались, они, так ничего мне и не сказав, уходили вместе со всеми. Меня это, конечно, очень нервировало, заставляя строить всякого рода предположения.
Встретив однажды Бякова днем на улице, я, не стесняясь, спросил его:
– Зачем вы и представитель культотдела постоянно приходите на мои занятия? Неужели для того, чтобы контролировать мою работу? Я понимаю, если раз, два. Но с какой стати ходить чуть ли не ежедневно?
Бяков заметно смутился, не зная, что ответить.
– Ничего удивительного в этом нет, – подумав немного, сказал он, – Вы для нас человек новый, незнакомый. Тем более ссыльный. Мы же должны знать, как вы ведете работу с молодежью!
Для меня этот ответ показался малоубедительным, но зато подтвердил мои предположения…
Смотровой концерт подготовили вовремя. Местная комиссия его приняла накануне районного смотра, дав высокую оценку за содержательную программу и исполнительское мастерство. В концерт решено было включить музыкальные и вокальные номера, выступление танцевального коллектива. Мои актеры показали сцену из 2-го акта пьесы Островского «Лес», отрывок из оперетты Александрова «Свадьбы в Малиновке», скетч Ардова «Укушенный». Подготовил чтецов и ведущего концерт.
Восемнадцатого апреля 1950 года авторитетная комиссия в составе секретарей районных комитетов партии и комсомола, представителей краевого Красноярского культотдела и директоров Домов культуры, просматривала выступления семи коллективов художественной самодеятельности.
Смотр проходил в зале Казачинского Дома культуры. Организация его была из рук вон плохой. Отсутствовала всякая торжественность. Выступали коллективы на грязной сцене, ничто не говорило, что в ДК проходит смотр. За порядком в зале никто не следил. Публика вслух разговаривала, лущила семечки, ходила по залу, не обращая внимания на происходящее на сцене.
Члены комиссии, сидевшие в первом ряду, нервничали. Неоднократно обращались к сидящему тут же Бякову навести порядок в зале. Тот вскакивал с места, подбегал к нарушителям тишины. На какое-то время наступала успокоение, а потом повторялась прежняя картина.
По регламенту концерта казачинцы, как хозяева, выступали последними. К тому времени расхлябанность публики перешла все границы. Появились пьяные, затеявшие ссору и драку. Не обошлось без вмешательства милиции.
С начала концерта и до выступления моего художественного коллектива времени было достаточно. Чтобы скоротать это время и не сидеть в грязном зале, я выходил на улицу и прогуливался на свежем воздухе вокруг ДК. В одну из таких прогулок обратил внимание на показавшуюся очень знакомой фигуру невысокого мужчины, одетого в украинский национальный костюм.
(Продолжение следует).
Прочитать книгу в Интернете можно по адресу:
https://istina.russian-albion.com/ru/chto-est-istina–003-dekabr-2005-g/istoriya-4
