Летом 1971 года, когда в советской печати уже началась травля «предателя Родины» Солженицына, но до первого издания за рубежом «Архипелага ГУЛаг» оставалось три года, новоиспеченный выпускник Свердловского юридического института Александр Гамазин получил направление на службу старшим следователем прокуратуры п/я № 239 –  бывшего Северо-Уральского лагеря, одного из осколков «Архипелага». Сейчас, спустя 45 лет, известный нарвский юрист вспоминает об этом периоде своей жизни в книге «СевУралЛаг» времен застоя». Книга недавно была издана в Эстонии, а отрывки из нее напечатаны в последнем, декабрьском номере петербургского журнала «Звезда».

 

Известный нарвский юрист начинал карьеру в ГУЛаге.

 

– Выпускник юридического вуза с красным дипломом мог бы рассчитывать и на лучшее место, но сыграла роль на спор обритая наголо голова накануне распределения:  как с юмором рассказывается в вашей книжке,  «куда же, если не в лагерь на работу направлять с такой стрижкой». Если бы время можно было повернуть вспять – обрили бы голову снова? Иными словами – не жалеете ли о годах жизни, проведенных в таком мрачном месте? В книге многие лагерные офицеры спивались и стрелялись, и все без исключения мечтали выйти на пенсию и уехать оттуда.

– Совсем не жалею. Именно те три года, проведенные в тайге Северного Урала на следственной работе, закалили меня и сделали стойким ко многим жизненным невзгодам. Скажу больше, прокурорская работа с заключенными и, одновременно, с лагерной администрацией вырабатывает особую способность понимать суть человека: в тех условиях фальшивость и неискренность распознаются сразу. И если профессионально запоминаешь черточки, приметы и признаки истинной сущности человека, то потом, «на гражданке», несложно их применять к «обычным, нормальным» людям. Такими свойствами, говорят, обладают сейчас «фронтовики», то есть те, кто воевал в «горячих точках».

 Что же касается мрачности тех мест, то читатель убедится, что люди, умеющие выживать и в тех условиях, были. Для меня способом  выживания оказался иронический, а порой даже смешливый взгляд на все происходящее. Конечно, сказалось и то, что мы были молоды, а молодости не свойственно воспринимать мир в трагических красках. Не знаю, настолько мне удалось передать это свое тогдашнее видение  через байки и почти анекдоты; пусть это оценит читатель.

– Воспоминания читаются на одном дыхании – возможно, потому, что, хотя в 1971 году «архипелага» ГуЛаг уже не существовало, сохранились многие его обычаи – и истории, описанные в книге, перекликаются со знаменитым романом, со страшной правдой которого многие до сих пор не могут примириться. Расскажите о вашем отношении к Солженицыну.

–  Хорошо помню карикатуру знаменитого художника Бориса Ефимова в газете «Известия», опубликованную в 1973 году накануне изгнания Солженицына из страны, – там  он изображен в виде пса, бешено лающего на СССР; на поводке его держит, естественно, дядя Сэм, а на лбу  выведена фашистская свастика… Конечно,  три тома его «Архипелага» я смог прочесть  только в 1990-х, и тогда  понял, что его жизнь – подвиг. Но и в 1970-х меня смущало,  как это  советский офицер, награжденный двумя фронтовыми орденами, в мирное время стал вдруг политическим  предателем; как и то обстоятельство, что первую судимость за «контрреволюцию» он получил в 1945 году, накануне Победы…  

Не знаю, пересмотрел ли автор уничижительных карикатур на Солженицына свои взгляды в 1990-х, когда писателю начали оказывать почет на Родине, наградили орденом Андрея Первозванного, а сам Борис Ефимов в интервью рассказывал, как по приказу Сталина ни за что расстреляли его родного брата, и как сам он боялся  подобной судьбы. Примечательно, что умерли и художник, и писатель в одном и том же 2008 году – на 108 и 90 году жизни.

 

– В книге упоминаются судьбы эстонских министров, погибших в «СевУралЛаге»  – в 1990-х годах Вы собирали документы о них, встречались с дочерью Адо Бирка, который ещё в 1920 году подписывал от Эстонии Тартуский мирный договор с Советской Россией.  Расскажите об этом подробнее.

– О том, что жива дочь одного из виднейших эстонских государственных деятелей, мне сказал в середине 1990-х годов нарвский журналист Ахто Сийг. Узнав адрес Рушну (Регины)  Бирк, я пошел к ней вместе с фотографом Леонидом Лашкевичем. Жила она, как я указал в книге, на первом этаже коммунальной квартиры по Таллиннскому шоссе 4. Пожилая дама, кутаясь в шерстяной платок, приняла нас в своей единственной комнате. Гладя ладонью отпечатки пальцев своего отца (я переснял ей ксерокопию дактилоскопической карты Адо Бирка из архивного личного дела заключенного), она ровным голосом произнесла: «Вы, наверное, думаете, что я заплачу над рукой отца… А я ведь была активная комсомолка, и когда папу увезли этапом в Сибирь, я уехала в эвакуацию в Ленинград». К сожалению, известный врач на пенсии Регина Бирк отказала нам тогда в просьбе сфотографировать ее.  

 

– «Раб КПСС», «Раб СССР» – за такую татуировку заключенный мог получить от трех до восьми лет тюрьмы или даже смертную казнь. Вы описываете, как наотрез отказались подводить татуированных под расстрельную статью и даже докладную написали об этом. После чего начальство просто перестало давать Вам такие дела…

–  Я понял, что творится полное беззаконие: людей привлекают не по статье Уголовного кодекса, а по какому-то секретному разъяснению… И вопрос тут не в том, жалко ли мне стало этих практически конченных людей, а в том, что каждый человек должен быть под защитой закона. Впрочем, подробности – в самой книге.

 

– Что заставляло работать на совесть – терпеливо собирать улики (история с лично вами отрезанной головой эксгумированной жертвы – для проведения тщательной экспертизы – леденит кровь), ездить на допросы свидетелей в дальние командировки? Ведь, как пишете в начале, «странная это была работа»: обвиняемый прикончил точно такого же бандита, как он сам, а избивший заключенного обвиняемый сам носит погоны офицера МВД…

– Следственная работа сама по себе – это исследовательская деятельность, интерес к ней во многом диктуется врожденным любопытством. Но, конечно, это, прежде всего – противостояние: с подследственным, с начальством – своим и чужим, с обстоятельствами, и порой даже с природой, как на том же Урале. Думаю, что не каждому эти качества даны от рождения. Самое же главное – у тебя должен быть какой-то стержень; например, чувство справедливости. Или – ощущение , что если ты не сделаешь этого, то кто-то другой вряд ли сделает. Нет этих стержней – нет и следователя, а есть лишь ремесленник, бумажный клерк.

 

–  Нет ли желания написать более развернутые воспоминания?

–  Повесть получилась во многом благодаря тому, что у меня сохранились копии обвинительных заключений по законченным лагерным делам. У памяти есть одно удивительное свойство: если читаешь старый документ, который сам когда-то составлял, то возникают и обстоятельства, и даже интонации давно ушедших людей… И знаете, о чем мечтаю: вдруг кто-нибудь найдет еще одну подшивку моих обвинительных заключений – за 1975-1979 годы, и сообщит мне об этом. Кто знает, может быть тогда родится еще одна повестушка – о следственной работе в Ленинградской областной прокуратуре. Лет 35 назад уже в Нарве у меня кто-то взял эту подшивку и не вернул.

 

Книгу Александра ГАМАЗИНА «СевУралЛаг времен застоя» можно приобрести во всех книжных магазинах «RAHVA RAAMAT» (в Нарве – Торговый центр Astri), а в Нарве и в Силламяэ, кроме того, в магазинах фирмы Sinonim (Нарва, Таллиннское ш. 4, на кольце)
Издание можно также заказать через портал Rahva Raamat.

 

Вера Малькова

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *