Совхоз пятого лагпункта
Подкомандировка совхоза пятого лагпункта не оправдала наших надежд на лучшие бытовые условия. Деревянные бараки заменили огромными брезентовыми палатками. В них всегда было холодно, а печки отсутствовали. Во время дождя палатки протекали, и, чтобы не промокнуть, укрывались, чем попало. Негде было согреться, просушить одежду и обувь. Кроме того, круглосуточный треск работавших за зоной по поднятию целины тракторов, не давал спать. Чтобы избавиться от этого треска, затыкали уши, обвязывали головы полотенцами – ничего не помогало. Начальник высмеял жалобщиков, заявив, что ему важнее приготовленная к посеву земля, чем капризы интеллигенции. «Подумаешь, не могут уснуть, – окрысился он, – значит, на работе спят, небось. Тот, кто за день наработается, уснет при любом шуме».
Баня в совхозе отсутствовала, мыться ходили через десять дней на пятый лагпункт за несколько километров. В первый же вечер всех нас распределили по бригадам и на следующее утро после тощего завтрака, состоявшего из жиденькой пшеничной кашицы и вонючего кофе, направили на работы. Шли недолго, около километра, в противоположную от пятого лагпункта сторону. Когда-то здесь стеной стоял лес. Его вырубили начисто. Нам предстояло выкорчевать оставшиеся пни и сжечь их.
Работа мне показалась не столь тяжелой, как в лесу. Норму всякими правдами и неправдами с помощью бригадира мы выполняли. Он мог показать любое количество пней, благодаря тому, что их сразу же сжигали на месте.
Во второй половине мая погода заметно улучшилась, прекратились надоевшие дожди. Потеплело настолько, что работали в одних майках, даже иногда загорали на солнце. Палатки высохли, в них стало тепло и сухо, и, если бы не смолкавший треск тракторов по ночам, спать можно было бы спокойно.
С корчевки пней нашу бригаду перевели на новый вид работ – посадку картофеля. Сажали картофель экономно, предварительно каждую картофелину разрезали на четыре части. Все настолько соскучились по картофелю, так давно его не ели, что слишком соблазнительным было не украсть несколько картофелин, чтобы не бросить их в костер и не съесть в печеном виде. За это нас строго ругали, обещали наказать, даже посадить в карцер, но ничего не помогало, голод вынуждал воровать, краденый картофель прятали за пазухами, в карманах, в шапки и несли в зону. На вахте производили шмон. У кого находили картофель, сразу же отправляли в карцер.
Дважды во время посещения бани на пятом лагпункте забегал в барак центральной культбригады. Оба раза постигали неудачи, никого застать не мог. Бригада совершала гастрольные поездки. В третий раз повезло. Придя в барак, застал ребят спящими, они только что вернулись с дороги. За столом сидел один Лео, который переписывал из сборника тексты песен.
Он нисколько не удивился моему приходу, словно я жил в этом же лагпункте, не поинтересовался, каким образом сюда попал и, не ожидая моих вопросов, заговорил сам:
– Пока все без перемен. Ничем обрадовать не могу. Придется ждать еще. В управлении знакомятся с вашим делом, слышал, есть какие-то но…
Пришлось возвращаться ни с чем…
Подкомандировка «Болото»
Завершился сев овощей, закончились корчевочные работы. Трактора затихли, спать стало легко и спокойно. Рабочую силу занять стало нечем. Мы перебивались разовыми работами на подхвате. Но кайфовать долго не пришлось. Поступила заявка – немедленно направить этап на подкомандировку «Болото» на кошение сена. Туда каждое лето со всех лагпунктов собирали заключенных, многие из которых уже испытали «прелести» работы на болоте. Ловчились, как могли, только бы не попасть на этап – наносили себе травмы, прикидывались больными, ухитрялись попадать в стационар, слишком хорошо все знали, что представляло из себя болото, какими инвалидами и доходягами люди возвращались обратно.
Уж очень и мне не хотелось оказаться на этапе, тем более что не терял надежды со дня на день оказаться в культбригаде. Сходил к начальнику совхоза, объяснил создавшееся положение и сослался на Лео, который сможет подтвердить мое скорое назначение в культбригаду.
– Мне об этом ничего не известно, – отрезал начальник совхоза, – если понадобитесь, не беспокойтесь, вызовут и доставят куда положено. А пока будете работать на сенокосе. Идите!…
Никогда в жизни я не косил. Помню, бригадир на такое мое заявление ответил лагерным трафаретом: « Не умеешь – научим, не хочешь – заставим». В бытность своей работы в Эстонии, в Принаровье, не раз видел, как этой нелегкой работой занимались крестьяне. Они уверяли меня, что нет труднее покосного периода, самого изнурительного и обременительного в деревне. В этом вскоре я убедился сам.
У заключенных отсутствовали сколько-нибудь нормальные условия для сенокошения. Кормили хуже, чем в совхозе, одевали во всякую рвань. Большую скученность в бараках трудно было вообразить. Одолевали клопы, блохи, вши. Работали без выходных, от зари до зари. Отдыхали только в проливные дожди. В обычную дождливую погоду считалось, что работать можно. Когда оставались в зоне, что было очень редко, мыли и убирали бараки, проходили санобработку, мылись в бане, стирали и штопали белье.
Подкомандировка «Болото» занимала крошечную территорию на холмистом участке, со всех сторон окруженном необозримыми болотными пространствами. Лишь в одном месте пролегала узкая, выложенная жердями и бревнами дорога, соединяющая подкомандировку с внешним миром, по которой заключенным поступало снабжение продуктами и хлебом.
Стоило только спуститься с горки, пройти пару десятков шагов в любую сторону, как ноги проваливались по икры в трясину, наполненную черно-бурой водой. Если выданные из каптерки поршни с онучами оберегали ноги от порезов острой травы, то ни в какой степени не спасали от ржавой гнилой воды, вызывавшей воспалительный процесс, всякого рода нагноения, поражения кожной ткани.
Как правило, свирепствовала малярия. Первыми признаками заболевания была повышенная температура, доходившая до 40 и выше градусов. Ежедневно от укусов малярийного комара заболевали десятки заключенных. Больного лихорадило, бил сильный озноб, тело покрывалось обильным потом. Приходивший на покос фельдшер первым делом замерял температуру и выдавал больному хинин или акрихин. Когда не хватало лекарств, а это было частым явлением, врачебная помощь выражалась словами утешения, дескать, ничего страшного нет, температура скоро спадет и все будет хорошо. Редко кому удавалось, да и то только при продолжительной высокой температуре, получать освобождение от работы.
От постоянного пребывания в холодной болотной воде у меня стали болеть ноги. Они распухли от ступни до бедра, покрылись красно-фиолетовыми пятнами, постепенно переходившими в открытые раны. Каждый вечер у дверей амбулатории выстраивались длиннейшие очереди. Медицинская помощь выражалась в смазывании ног цинковой мазью, а когда её не было, обычным вазелином. Из-за отсутствия перевязочного материала ноги не бинтовали. Мазь прилипала к грязному белью, смешивалась с содержимым болотной воды. Дошло до того, что больные с пораженными язвами ногами не только не могли работать, но и были не в состоянии передвигаться. Их приходилось отправлять в сангородок Четвертого лагпункта.
Не отличавшийся особенной грамотностью наш бригадир Илья Корнев постоянно пользовался моими услугами по закрытию нарядов и составлению отчетности. Эта помощь компенсировалась тем, что по нарядам я всегда вырабатывал не менее 100 процентов плана и потому получал ежедневно не менее 900 граммов хлеба.
В один из дней Корнев заболел тяжелой формой малярии, и десятник на его место назначил меня. Сразу возникла дилемма: как сохранить членам бригады, не выполнявшим плана, высший паек, чтобы, как говорится: «волки были сыты и овцы целы». Стал приписывать в наряды не существующее количество скошенного сена, указывал фиктивное количество сложенных стогов в полной уверенности, что об этом никто не узнает, тем более, что до поры до времени проверки нашей работы не было.
Мне «повезло». Как раз во время моего бригадирства комиссия проверила наличие скошенного сена в стогах и по закрытым нарядам. Я сразу же попался. На вечерней планерке мои противоправные действия послужили темой сообщения начальника подкомандировки всем бригадирам.
На следующее утро собравшиеся на развод перед выходом на работу заключенные услышали приказ, по которому я отстранялся от бригадирства. Меня переводили в другую бригаду на общие работы, и, кроме того, я получал трое суток карцера. В первый же вечер по возвращении с работы вахтер не пустил меня в зону, а заставил идти в карцер, куда мне и принесли обед. Карцер помещался в небольшом деревянном срубе, с прорезанным в стене отверстием, заменяющим окно без стекла с железной решеткой.
Кроме нар в камере ничего нет. Охранник приказывает снять верхнюю одежду и отдать ему. Остаюсь в трусах и майке. Не разрешают даже оставить носки, онучи и поршни. Мне невдомек, почему отбирается одежда, – оказывается, все продумано: сидящий в карцере отдается на съедение комарам…
Продолжение следует
Прочитать книгу в Интернете можно по адресу:
http://istina.russian-albion.com/ru/chto-est-istina–003-dekabr-2005-g/istoriya-4
