Было очень страшно
Война застала нашу семью под Ленинградом. Мы жили в Тосненском районе, в деревне Нурме Мышкинского сельсовета.
Папа Афанасий работал на железной дороге. Мама Лидия нянчила нас, троих ребятишек: старшей сестре Вале было 5 лет, мне – Ане – 3 года, братику Саше 1,5 года. У нас гостила бабушка Даша из Орловской области – вернуться домой ей помешала война.
К сентябрю 1941 года фронт подошел к Ленинграду – папу командировали туда на строительство «Дороги жизни» – и мы до конца войны с ним не виделись. Фронт буквально разорвал нашу семью с ним на 5 лет, и мы не знали, жив ли он, а он не знал, что было с нами.
Хорошо помню постоянный вой «юнкерсов», их налеты на железную дорогу и шоссе. Бомбежки, взрывы, пожары. Запомнилось, как при этих налетах мама и бабушка хватали нас за руки и бежали по скользким жердочкам от домов – прятаться в болото. Самолеты болото не бомбили. Ноги скользили, мы падали в болотную жижу под страшный вой сирен «юнкерсов». Было очень страшно.
Потом все стихло, наши войска отошли, а мы оказались в оккупации. Фронт откатился на восток, к Москве, а Ленинград оказался в блокаде фашистов.
Побег из неволи
Наша судьба тоже оказалась горькой. Вскоре нас, жителей окрестных деревень, согнали в колонну и погнали пешком на станцию «Дно» в Псковскую область для отправки в Германию, в рабство.
Стояло предзимье, наступили морозы. Голодных, в худой одежке, почти разутых нас, как стадо скота, гнали злобные вооруженные полицаи. Многие не выдерживали, гибли. На одной из стоянок колонны конвоир набросился с наганом на нашу маму, угрожая ей. Мы, все трое детей, и бабушка загородили ее, кричали и плакали. Он гнева не сбавил, но отступил.
Наша молодая мама (ей было всего-то 22 года), видимо, вызвала жалость одного сердобольного полицая. Как-то он подошел к ней и сказал: «Вас гонят в рабство, детей отберут – ты их не увидишь. Вашу бабушку – в крематорий, а тебя – на разные работы в Германии. Пока идем лесом, на очередной стоянке колонны спрячься в лесу с детьми и бабушкой. А когда колонна уйдет – выходите на дорогу и поворачивайте обратно, на запад, в немецкий тыл».
Мама так и сделала – и тем спасла и нас, и себя, и бабушку.
Тяжелый переход на Родину
С мамой и бабушкой мы шли по тыловым дорогам, обходя большие селения стороной. Шли на запад, на мамину родину, в деревню Федоровку, что под Ивангородом. Там мама жила до замужества, оттуда и увез ее пограничник Афанасий Ступин по окончании службы, женившись на ней.
Мучительно долго мы – голодные, холодные, плохо одетые, практически нищие – шли в морозные дни по долгим сельским дорогам в тыл, в мамину деревню. В деревнях просили милостыню и приютить нас на ночлег. Трудно передать, как мы сумели выжить в этот длинный – в несколько месяцев – переход. Помню, как меня и братика Сашу везла на саночках мама, а бабушка Даша вела за руку старшую сестру Валю.
Люди в тылу тоже были разные: одни жалели, давали милостыню и пускали на ночлег, другие гнали. Одна женщина, у которой мама попросилась переночевать, показывая на нас, злобно ответила: «Зачем тебе эта обуза? Отдай немцам под пули – будет легче». А у самой на крыльце стояла дочка.
Помню, как у одного железнодорожного переезда изможденные и голодные мы буквально валились с ног. К нам подбежали дежурные путейцы, завели в будку, обогрели, накормили, отдали нам в дорогу все свои пайки – и провожая нас, плакали.
Жители в нескольких деревнях, жалея маму, предлагали ей оставить у них кого-то из нас, а после войны забрать. В одной деревне, рассказывала мама, семья, давшая нам ночлег, уговаривала маму оставить у них хотя бы одного ребенка, а то ведь погибнут. Мама меня спросила: «Аня, может ты останешься? Здесь и тепло, и еда есть?». А я ответила: «Нет, мама. Если погибнем, то вместе!»
Зима была суровая, очень морозная, и трехмесячный переход оказался для нас очень тяжелым. Моя старшая сестра Валя отморозила ноги и чуть их не потеряла. Но, к счастью, беда миновала – гангрены не было.
Жизнь в оккупации
Вконец обессиленные, мы добрались до родных маминых деревень – Кейкино, Федоровка… А в них стояли немецкие солдаты. Мы приютились в маленькой комнате маминого дома, а в самой большой жили два офицера с овчаркой.
Однажды к ним в комнату забрел наш младший двухлетний братик Саша. Собака с рычанием кинулась к нему, но один офицер выхватил малыша у собаки – и тогда оба фрица, хохоча, стали перебрасывать его друг другу над разъяренным псом. Наигравшись, они выставили мальчика за дверь. Саша не плакал, но после этого случая перестал говорить. К счастью, позже речь к нему вернулась.
Жили в оккупации тяжело, голодно, но все же в деревне все помогали друг другу выживать.
Запомнилась зима 1944 года. Наши войска сняли блокаду Ленинграда, фашисты отступали к Эстонии. Когда отходили – зверствовали, сжигали все наши дома. А в суровую зиму – это могло обернуться для всех нас явной погибелью.
Очень хорошо помню, когда мама, глядя в окно, сказала, что к нашему дому идут фашисты поджигать его, тогда мы с сестрой Валей выбежали им навстречу, встав у дома, закричали, заплакали, преградив им путь. И солдат, видимо, пожалев нас, детей, облил стены бензином, но поджигать не стал. Тут же выбежали мама и бабушка – забрали нас в дом.
Так уцелела наша изба, а остальные почти все были сожжены. Помню, что мы приютили тех, кто остался без крова.
Радость освобождения
Запомнился февраль 1944 года. В деревне появились солдаты со звездочками на шапках. В наш дом зашел один из них. Бабушка и мама, увидев его, обрадовались: «Наконец-то! Как долго мы вас ждали!». Офицер обнял их и попросил разрешения на ночлег 50-ти солдат. Дом у нас был большой, 7 комнат, и мама сказала: «Да хоть 150 солдат! Мы будем рады!». А ведь и пришло 150 солдат. И все разместились! Мы с сестрой Валей радовались и удивлялись тому, как все они убрались в наш дом. Но главная радость заключалась в том, что войне скоро конец – и будем жить хорошо. И, может, найдется папа. Не выразить словами, как было радостно, когда в конце войны это и случилось – папа Афанасий сам нашел нас.
Радость встречи была безмерной. Работая на «Дороге жизни», проложенной через Ладогу, он насмотрелся на многие трагедии и считал, что и мы все погибли. Он разыскивал нас там, где оставил, и когда узнал, что всех сельчан угнали в Германию, посчитал, что потерял нас навсегда. Он и предположить не мог, что в своем спасении мы уйдем в немецкий тыл, на родину мамы, в то место на реке Луге, где он служил до войны.
Узнав о наших мытарствах, он был благодарен нашей маме и своей маме, нашей бабушке, за то, что они сумели сохранить детей и сами выжили в этом пекле войны.
Помнить все – это главное
Горькие воспоминания у нас всплывают часто. И, можно сказать, что дети войны взрослели быстро. И еще вернее сказать: «Мы не из детства, мы – из войны!».
Но далеко не всем повезло так, как нам. Многие дети, угнанные с родителями в Германию, тысячами гибли в концлагерях и газовых камерах. А вот нас, всех троих, спасли и вырастили наша мама Лидия и бабушка Дарья Ивановна. Низкий поклон им!
В Нарве работает «Общество малолетних узников фашизма». На его встречи собираются очень интересные люди. Что ни человек – то легенда о жизни и смерти. И возглавляет это уважаемое всеми общество Николай Алексеев. Его самого с матерью и четырьмя сестрами угнали в Германию. Мама батрачила на помещичьем поле, пряча детей в лопухах. К счастью, они выжили и вернулись на Родину, но сколько натерпелись!
Николай Алексеев часто бывает в школах и рассказывает детям о своей судьбе: он прошел через ад, выжил – и, как очевидец, объясняет школьникам, что такое фашизм, чтобы не допустить такой беды вновь. И это сегодня очень важно.
Свои воспоминания о войне я пишу для молодежи. Ведь она о войне знает понаслышке. И навряд ли полностью понимает, что горе, приносимое войной, безмерно. За свободу своих близких и потомков отдали жизни миллионы наших солдат и мирных жителей, и, что особенно горестно – сотни тысяч детей. Их уже не вернуть. Этот «Бессмертный полк» – навсегда в нашей памяти. Низки поклон им и вечная память!
Помнить все – это главное для всех нас. И пусть дети и внуки не испытают наших бед! Пусть берегут и ценят мир на земле!
Владимир Калинкин,
записано со слов Анны Ступиной
