Продолжаем серию эссе Йосефа Каца о том, как и почему изображали Нарву в ту или иную пору.
Йосеф Кац – не только журналист газеты «Столица», по которой известен многим, но и краевед, и культуролог, автор нескольких книг об истории Таллинна, глубокий знаток древности и прекрасный рассказчик.
Сегодня его пятый рассказ из настоящего цикла, написанного специально для «Нарвской Газеты».
Ситуация, когда то или иное произведение искусства обретает популярность и бессмертие, а имя его создателя-автора оказывается за давностью лет сгинувшей – достаточно распространенная.
Перейдя от кочевого образа жизни к оседлому, человечество продолжило пребывать в перманентном движении: менялись, разве что, цели и задачи, да совершенствовались транспортные средства.
Брели с торговыми караванами купцы. Отправлялись к религиозным святыням паломники. Жажда обогащения раздувала паруса конкистадоров. Странствовали от университета к университету студенты.
Восемнадцатый век подарил принципиально новый тип путешествий: развлекательный и познавательный. Девятнадцатый – сделал туризм если еще и не подлинно массовым, народным, то, по крайней мере, более демократичным.
Зарождающаяся туристическая индустрия стимулировала производство сувениров – предметов, обладающих, в первую очередь, не столько практической, сколько коммеморативной ценностью – способных пробудить воспоминания.
Привозить из далеких краев полотна с тамошними пейзажами путешествующие аристократы начали лет триста тому назад. Буржуазная публика столетием спустя начала довольствоваться акварелями, а чуть позже – и созданными на их основе гравюрами.
Первые гравированные виды городов современной Эстонии, рассчитанные, в первую очередь, на приобретение туристами, были выпущены вне пределов ее нынешних границ – в литографических печатнях Риги и Санкт-Петербурга.
В 1828 году печать с камня освоили в Дерпте, и литография Георга Фридриха Шлатера стала выпускать гравюры с панорамами улиц и площадей уездных центров Лифляндии и Эстляндии, а также природных пейзажей.
Иногда, правда, заказчики продолжали обращаться к иностранными специалистам. Так произошло в 1856 году, когда в Берлине был выпущен едва ли не самый знаменитый «портрет» Нарвы XIX столетия.
Проблема «микро-» и «макрокосма» – иными словами, задача одновременно отобразить реальный мир в целостности и в мельчайших его подробностях – стояла перед художниками с незапамятных времен.
Нарвский рисовальщик Николай Шмор решил ее бесхитростно: в середину композиции поместил панораму Ивангорода, Германовского замка, крыш Старого города, а по краям – четырнадцать изображений отдельных памятников.
Нет сомнения – своей задачей автор видел рассказать о городе как можно более подробно. Так, чтобы у приезжего осталось не только общее впечатление, но и точная визуализация увиденных им в незнакомых прежде краях достопримечательностей.
Выбор их говорит о стремлении Шмора показать Нарву и рассматривавшийся в качестве его восточного предместья Ивангород во всем разнообразии, сделав акцент именно на том, что является для горожан объектом гордости, а для туриста – диковинкой.
Привозить из далеких краев полотна с тамошними пейзажами путешествующие аристократы начали лет триста тому назад.
За самое сердце города отвечают здания ратуши и биржи – последнее художник успел запечатлеть с демонтированным в скором времени высоким барочным шпилем. За седую старину – православный Преображенский собор и лютеранская кирха Святого Иоанна.
Разговор о Нарве в историческом нарративе Российской империи был немыслим без Северной войны – и Шмор изображает дом Петра. Есть желание вспомнить о временах Елизаветы Петровны – вот изображение важни, возведенной накануне ее визита.
Не забывая о главной природной достопримечательности Нарвы, автор композиции предлагает полюбоваться панорамой водопадов. Словно подчеркивая полиэтничность города – спешит запечатлеть церковь шведско-финского прихода.
Видимо, ничуть не менее важным, чем старина, виделась художнику тогдашняя современность: на «портрете» нашлось место и для корпусов суконной и льнопрядильной мануфактуры, и даже для дачи владельца второй.
Запечатлел Шмор и городскую гимназию – а вот железнодорожный мост и здание вокзала, по понятным причинам, не смог: до первого паровозного свистка над Наровой оставалось без малого полтора десятилетия.
Знать этого художник, разумеется, не мог. Но мог предвидеть, что рано или поздно поезда повезут в Нарву новых туристов – и спрос на созданный им портрет города стабильно будет высоким.
На одном из посвященных Нарве интернет-порталов предлагается забава: воспользоваться рамкой знаменитой гравюры и заполнить композицию достопримечательностями нынешнего города.
Идея, вне всякого сомнения, хорошая. Свидетельствующая, в первую очередь о том, что работа Николая Шмора, созданная более ста шестидесяти лет тому назад, остается актуальной и в начале третьего тысячелетие.
Актуальным остается и вопрос о том, кем был ее создатель: известно его имя, известно несколько выполненных по его рисункам гравюр с изображениями Нарвы, но даже даты рождения и смерти рисовальщика отыскать пока так и не удалось.
Однофамильцы и, видимо, родственники Николая – судебный пристав Карл Шмор, его дочь Доротея Робертина Шмор – в приходских книгах нарвских церквей и на страницах выходивших в Нарве конца XIX – начале ХХ века встречаются. Сам он, увы, нет.
Неизвестно, был ли художник местным уроженцем или приезжим, занимался ли он изобразительным искусством профессионально, преподавая рисование в школе, или же запечатлевал городские пейзажи в свободное от работы или службы время.
В любом случае, делать это Николай Шмор умел мастерски. И даже оставаясь для искусствоведения во многом «темной лошадкой», созданный им гравированный, черно-белый «портрет» Нарвы видится ярким свидетельством эпохи.
