Дача «Ирэн» была построена незадолго до войны петербуржской жительницей и предназначалась для пансиона. Фотография из коллекции нарвского историка и гида Александра Опенко

Дорогие друзья!
По сложившейся традиции с наступлением лета «Нарвская газета» предлагает своим читателям познакомиться с какой-либо интересной книгой, автором которой является наш земляк и речь в которой идет о наших краях.
Сегодня у нас встреча с книгой, которая была издана в 2014 году – «Записки старой нарвитянки». И выбрана она не случайно: в 2024 году её автору Вере Михайловне Кругловой исполнилось бы 110 лет.

 


Пусть это будет нашим подарком накануне Дня Нарва-Йыэсуу (отмечается 10 августа) его жителям и всем, любящим этот город.
Печатается с сокращениями.

 

Хроника поселка Усть-Нарова

Вера Михайловна Круглова, 1937 г.

Усть-Нарова, Гунгербург, Устье (так по-домашнему называют его русские) – место моего рождения и детства.

Жаркое лето, горячий песок обжигает босые ноги, пахнет сосной, и очень хочется купаться. Просыпаешься утром, и первая мысль о купании. Позволяют купаться только раз в день, после двенадцати и очень короткое время. И все оттого, что что-то не в порядке со здоровьем, хотя никакого «нездоровья» я не чувствую. 

Вот, пожалуй, самое яркое первое ощущение Усть-Наровы, которое вместе с запахом сосны, морской воды, раскаленного песка вошло в меня как ощущение детства. Мне шесть лет. Еще многие называют место моего рождения Гунгербургом. Еще долго письма будут адресоваться в Гунгербург, пока не сменится это его название на Нарва-Йыэсуу. Гунгербург! Для меня это звучит торжественно, вроде «блистательный Санкт-Петербург», о котором я так много слышу. Кругом воспоминания, вздохи о прошлом.

Молодой модный курорт, начинающийся расцвет, обилие богатых дачников, которые оставляют здесь свои деньги. Коренные жители строят новые дачи, купцы богатеют, у ремесленников много работы, хорошо зарабатывают извозчики. Магазины торгуют оптом и в розницу; Петербург снабжает курорт модными товарами, изысканной снедью; окрестные деревни Венкуль, Саркуль, Калливери везут на рынок молоко, творог, сметану, свежие яйца, ягоды, грибы. Рыбаки ловят рыбу, коптят, развозят по дачам.

Петербуржцы оставляют свои дачи на дворников, которые живут обыкновенно, в построенных для них домиках со службами и баней. Дворники будут зимой следить за дачами и разметать на тротуарах снег.

У берега моря – «Морская кофейня» Нымтака, в лесу – «Лесная кофейня», куда верхом и в колясках съезжаются дачники пить послеобеденный кофе. Играют духовой и симфонический оркестры на пляже и в парках. По вечерам курзал собирает публику «на кабаре». Любители посещают летний театр, где гастролируют знаменитости. Работают водолечебницы докторов Круге и Зальцмана.

Пароходы развозят пассажиров по реке Нарове до Нарвы и по заливу – до Петербурга.

Послеобеденная прогулка по Россони: лодки и пароходики везут любителей в деревню Венкуль к мельнику Хитрову, где в большом яблоневом саду на столах, накрытых расшитыми скатертями, стоят самовары, лежит мед в сотах, душистый черный хлеб, свежее деревенское масло, в кувшинах сливки, на блюдах ароматные ягоды.

Загар еще не в моде, и дамы прячут лица от солнца под широкополыми шляпами и кружевными зонтиками.

В море на глубину вывозят на лошадях купальни. Это домики на колесах, где можно переодеться в купальные шаровары и длинную блузу и спуститься по ступенькам в воду. Так проводят свое время те, кто приехал сюда отдохнуть и развлечься.

 

 

Но Усть-Нарова еще и порт. Фарватер каждый год чистится и углубляется. Сюда входят морские пароходы с товарами. Их надо разгрузить, на заработки съезжается рабочий люд, это сезонная работа. В полную силу работают лесопильный и фанерный заводы Кочнева, Зиновьева, многочисленные рыбокоптильни рыбаков.

В сентябре постепенно начинает утихать гомон дачной жизни. Семьи, где есть школьники, спешат вернуться к зимнему очагу. В октябре жизнь курорта затихает. Владельцы дач, сдающихся внаем, приводят их в порядок, закрывают деревянными ставнями окна. Петербуржцы оставляют свои дачи на дворников, которые живут обыкновенно, в построенных для них домиках со службами и баней. Дворники будут зимой следить за дачами и разметать на тротуарах снег.
Я слушаю рассказы о прошлом как сказку, потому что год моего рождения – 14-й, и в 20-м году мне всего 6 лет, а настоящая Усть-Нарова, это, конечно, не тот Гунгербург, о котором рассказывают. В том Гунгербурге играли духовые оркестры, по утрам в Светлом парке гуляли с нарядными детьми красивые кормилицы в кокошниках, дамы и господа совершали верховые прогулки, разъезжали экипажи.

Курорт становился все популярнее и богаче. Одного рынка стало мало, вырубили площадку для нового рынка в начале улицы Губернаторской (Поска), собирались строить железную дорогу до курорта. Прорубили просеку в лесу, а брат моего деда построил большую дачу в конце улицы Луговой (Нурме) в надежде продать ее выгодно под вокзал. Нашлись предприниматели, которые решили расширить границы курорта за счет правого берега реки Наровы, прельстившись хорошим пляжем с одной стороны и рекой Россонью с другой. Сосновый бор, а далее «Тихое озеро» – все это являлось прекрасным местом для отдыха. Начали строить в Магербурге гостиницу, но началась война: так недостроенное здание с пустыми глазницами окон и простояло на берегу реки почти до начала Второй мировой войны.

 

 

Стали строить дачи на «Смолке», месте на правом берегу Наровы напротив деревни Ригикюла. «Смолка», расположенная на высоком песчаном месте в смолистом сосновом бору, привлекала людей со слабыми легкими. Была здесь построена церковь, сгоревшая во время Первой мировой войны.
Трогательное и красивое зрелище представлял крестный ход летом в престольный праздник, организованный настоятелем Знаменской церкви отцом Константином Колчиным. Люди с пением молитв шли пешком на Смолку, где на месте сгоревшей церкви строился шалаш из зеленых веток, увенчанный большим крестом из белых ромашек, здесь свершалось богослужение. Но все это было уже в буржуазной Эстонии.

Лето четырнадцатого года – небывалый наплыв дачников, и… война. Люди в смятении покидают Усть-Нарову. Владельцы оставляют свои дачи на дворников. Увы, они уже не вернутся сюда никогда.

В Усть-Нарове в восемнадцатом году был высажен с корабля морской десант, участником его был бывший житель Усть-Наровы – Жорж Клемент, сын хуторянина из Вайвара. По его команде были расстреляны несколько жителей поселка, в их числе вдова начальника маяка Половцева, сын священника гимназист Алексей Покровский. Расстреливали их на пароходной пристани, предварительно привязав на шеи веревки с камнями. Тела падали в реку. Впоследствии трупы были подняты со дна и захоронены.

Кто же такой был Жорж Клемент, по приказу которого убито около десяти усть-наровцев? Вот что рассказывал о нем его двоюродный брат Дидрих Клемент, работавший в Усть-Нарове почтовым начальником. В Вайвара, откуда все Клементы были родом, Жорж в детстве приводил всех в негодование своей садистской жестокостью: издевался над животными, и раз, ни с того ни с сего, зарезал отцовскую свинью.

До революции – это житель Усть-Наровы. Будучи студентом одного из петербургских институтов, он летом на охоте где-то в усть-наровском лесу застрелил из охотничьего ружья своего товарища, тоже студента. На суде он заявил, что произошло это случайно. Вероятно, были данные, доказывающие преднамеренное убийство, так как он был арестован и посажен в тюрьму. Во время революции освобожден, вошел в командный состав, стал комиссаром, но в начале 20-х годов попал под трибунал и был расстрелян.

 

 

Двадцатый год. На улицах редкие прохожие, нехватка продовольствия, нет сахара, привычный образ жизни нарушен. Люди растеряны. Война, Гражданская война, оккупация в 18-м году Усть-Наровы немцами.

В ноябре девятнадцатого года отступление Красной армии, появились финны и шведы. Наконец закончился и обстрел Нарвы, который длился целый год, разрывы снарядов были слышны даже в Усть-Нарове, в январе 1920-го года был подписан мирный договор, и Эстония стала самостоятельной республикой.

Когда-то веселый, нарядный Гунгербург исчез, осталась разграбленная, опустевшая Усть-Нарова. Оккупировавшие ее немецкие войска загадили и разворовали большие дачи. Разгромлена прекрасная вилла Capriccio Гана. В нижнем этаже дома стояли лошади, что было ценного – хрустальные люстры, гобелены и тому подобное – увезено в Германию. До 30-х годов она будет стоять разрушенной, без окон и дверей.

Пансион «Ирэн» тоже разграблен. Там тоже стояли немцы, а во время гражданской войны был тифозный госпиталь. Дача «Ирэн» была построена незадолго до войны петербуржской жительницей и предназначалась для пансиона. Стать им она не успела (началась война), но название за дачей так и сохранилось – «Ирэн». Построенное на дюне, на улице Губернаторской (Поска), с многочисленными комнатами, балконами, под красной крышей это причудливое строение чем-то напоминало средневековый замок.
Оставлены, опустошены и остальные дачи…

(Продолжение следует.)

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *