В.М. Круглова
Продолжение. Начало читайте здесь.
B тридцать девятом году у доктора Афанасии Ивановны Григорьевой появилась дочь Лидии Койдулы — Анна Эдуардовна Михельсон.
Афанасия Ивановна была замужем за врачом Григорьевым, наследником типографии, домов и магазина в Нарве. Они купили дачу в Усть-Нарове по улице Нурме, которая цела поныне. После смерти мужа Афанасия Ивановна сдала низ дома Круглову Алексею Ивановичу, а себе оставила верхний этаж.
Не помню, как и где познакомилась Афанасия Ивановна с Анной Эдуардовной, но лето тридцать девятого года последняя жила у нее в Усть-Нарове. Дело в том, что Афанасия Ивановна решила съездить в Италию и брала у Анны Эдуардовны уроки итальянского языка. Анна Эдуардовна заходила ко мне «на чаек» и рассказала много интересного.
Несмотря на возраст, у нее был удивительно нежный цвет лица и тонкая кожа. Правильные черты лица, приятный овал сделали бы ее красавицей, если бы не ее голубые глаза, которые находились в постоянном движении. Этот свой недостаток она объяснила мне так: в молодости у нее был неудачный роман, в отчаянии она решила уйти из жизни и приняла веронал. Ее спасли, но глаза пострадали.
Мать свою, Лидию Койдулу, она помнила мало, отца, с которым жила в Кронштадте, очень любила. Еще до революции уехала в Париж, где вращалась среди революционной молодежи. Потом работала гувернанткой, переехала с этой семьей в Италию, где и прожила до старости. Кроме того с этой же семьей она прожила несколько лет в Алжире, прекрасно владела французским и итальянским языками. В 39-м году она приехала в Эстонию в надежде получить на старость пенсию от государства, так как была дочерью классика эстонской литературы Лидии Койдулы. Ее не очень приветливо встретили в Эстонии и упрекали в том, что она не знает эстонского языка и не может прочесть стихи, которые написала мать. В пенсии ей отказали, но она продолжала хлопотать. Осенью 39-го года Анна Эдуардовна уехала в Тарту, кажется, она все-таки выхлопотала себе пенсию, но точно я этого не знаю. Потом началась война, и дальнейшая судьба Анны Эдуардовны мне неизвестна.
39-й год, пожалуй, самый оживленный летний сезон в Усть-Нарове. Хотя в Европе Гитлер начал свои шаги для завоевания мира, здесь все тихо и кажется далеким и неопасным.
Как я уже писала, в Усть-Нарову приезжали отдыхать изо всех уголков Эстонии люди разных сословий. Конечно, для этого нужны были деньги и свободное время.
Приезжали и жители Нарвы, у немногих были собственные дачи, другие снимали комнаты, но рабочий люд пользовался морским купанием только по воскресениям.
Правда, молодежь, работницы фабрики и других предприятий пользовались любым случаем, чтобы побывать в Усть-Нарове, потанцевать в Rannahoone и даже в курзале. Причем, конечно, приходилось соблюдать заведенный в курорте порядок, то есть купаться в определенных местах, не показываться пьяными на улицах и тому подобное.
Рабочие постарше предпочитали свободное время провести «на зелененькой», излюбленным местом был берег реки в районе деревни Поповки. Здесь можно было распить бутылочку, поудить рыбу, отдохнуть. Отправлялись отдохнуть также на Тихое озеро или в деревню. В то время никаких домов отдыха или бесплатных санаториев не было, за все надо было платить, поэтому и отдыхали все по-разному, 39-й год, пожалуй, самый оживленный летний сезон в Усть-Нарове. Хотя в Европе Гитлер начал свои шаги для завоевания мира, здесь все тихо и кажется далеким и неопасным.
Но наступает сороковой год, Владимир Герин поздравляет нас новогодней открыткой со словами: «Что- то принесет нам этот «со-роковой» год?». Да, лето сорокового года было уже другим. Очень немногие приехали сюда на отдых. Не открыл своих дверей отель Capriccio. В курзале работает только маленький, так называемый «Красный зал». Здесь Владимир Герин пытается еще что-то организовать.
В июне входят военные части Красной Армии. Солдаты очень дисциплинированны. По вечерам в лесу за курзалом натягивают между соснами экран и демонстрируют фильмы «Трактористы» и другие. Дачники, в основном из Нарвы, тоже приходят посмотреть советские фильмы.
Приезжают московские журналисты. На эстраде курзала, большой зал которого специально открывается, дает концерт группа артистов из Ленинграда. Среди них знакомые артисты, бывавшие здесь в 20-х годах, такие как Жихарева, Горин-Горяинов, и молодые.
Лето очень теплое, на пляже много купающихся. Но что-то изменилось. Изменился ритм жизни и настроение. Одни настороженно присматриваются, другие, в основном молодежь, возбужденно веселы. Разъезжают грузовики с молодежью, которая распевает советские песни. Rannahoone работает по-прежнему, но появляются подвыпившие компании и… разбитые стекла.
Alevivalitsus возглавил Роберт Паккер, в правление вошел и русский Павел Романов. Он когда-то вместе с родителями эмигрировал из России, осел в Усть-Нарове, обзавелся семьей, занимался извозом.
Так все меняется в нашей маленькой Усть-Нарове.
В 1987 году в связи со столетним юбилеем Игоря Северянина во многих издательствах появились статьи, фотографии, воспоминания о поэте. После стольких лет умалчивания все же полного забвения избежать было нельзя, слишком громко заявил о себе когда-то поэт.
Но вспоминали его как-то мимоходом, всегда подчеркнуто иронично. Имя Северянина было эталоном пошлости, мещанства в поэзии. Отчасти причиной тому было «скандальное» появление молодого поэта на литературном небосклоне. Он рассказывал, что целью его товарищей было привлечь к себе внимание, заставить говорить о себе любым способом. Потом, на склоне лет, он отрицательно относился к этой задиристости. Вспоминаю, как на витрине магазина, где выставлялись его книги, было его собственноручное объявление: «Красивых женщин принимаю у себя с семи часов вечера». Все это сам он потом называл хулиганством. В начале двадцатых годов его концерты в Эстонии собирали полные залы слушателей.
Помню, что и я девчонкой была на одном таком концерте в летнем театре Усть-Наровы, куда взяла меня с собой мать. Смутно помню поэта в черном, овации, но, как и следовало ожидать, понятного мне было мало. И все же одно стихотворение я унесла с собой. Это было «В парке плакала девочка». Тогда я еще не знала, что с поэтом мне придется прожить в тесном контакте целых три года.
Читая предъюбилейные издания, посвященные поэту, я обнаружила, что о последних годах его жизни широкой публике ничего неизвестно, поэтому я решила вспомнить и записать то, что я знаю о нем, в надежде, что это будет кому-нибудь интересно.
