Продолжаем серию эссе Йосефа Каца о том, как и почему изображали Нарву в ту или иную пору.
Йосеф Кац – не только журналист газеты «Столица», по которой известен многим, но и краевед, и культуролог, автор нескольких книг об истории Таллинна, глубокий знаток древности и прекрасный рассказчик.
Сегодня его седьмой рассказ из настоящего цикла, написанного специально для «Нарвской Газеты».
Города не было. Совсем. Никакого. Тот, кто застал его в последний раз два неполных десятилетия тому назад, очутившись на улицах и площадях вновь, не понял бы, где он вообще оказался.
Исчезли деревянные дома предместий, своим непретенциозным обликом почти неотличимые от аналогичной застройки других провинциальных городов Эстонии – и булыжные мостовые между ними.
Исчезли уникальные, не имевшие аналогов, особняки негоциантов времен шведского владычества – со всеми своими ступенчатыми фронтонами, легкомысленными угловыми эркерами и пышными барочными порталами.
Исчезли вдохновлявшие заезжих живописцев заброшенные дворики, кованные украшения стенных анкеров, рухнули горделивые шпили – ратуши и полудюжины церквей, грудой камней обратился вытянутый фасад давнишней биржи.
И все-таки – город был. Стучал ткацкими станками, трубил заводскими гудками, гремел железнодорожными составами, шелестел шинами автомобилей и рапортовал в новогодних выпусках газет о квадратных метрах сданного строителями жилья.
Такой – уже непохожей на былую, памятную, разве что, старожилам, рассеянным к тому времени чуть ли не по всей республике, но еще и не такой, как известная она горожанам и гостям города наших дней, была Нарва конца второго послевоенного десятилетия.
С легкой руки писателя Эренбурга рубеж пятидесятых-шестидесятых годов минувшего столетия в истории советского государства и общества принято именовать «периодом оттепели».
Многое из того, что, казалось бы, совсем недавно еще клеймилось как однозначные «пережитки буржуазного прошлого» словно реабилитировалось вновь, возвращая былые права.
Отношение к туризму в послевоенном СССР было, конечно, не то чтобы осуждающим, но настороженным: однозначно приветствовались спортивные походы, целью которых считалась физическая тренировка.
Туризм созерцательный, познавательный стал вновь входить в моду и активно пропагандироваться уже при Хрущеве: как не комично звучит ныне лозунг «Знай и люби свой край», для своего времени он был актуален.
Вслед за природным, «загородным» туризмом, былую популярность стал приобретать и списанный в утиль в середине тридцатых туризм краеведческий, «городской», зовущий знакомиться с памятниками старины в населенных пунктах.
В этом отношении Латвия, Литва, Эстония оказались в заведомо выгодном положении: города здесь не просто существовали со Средних веков, но и смогли, несмотря на нанесенные войной раны, сохранить ансамбли исторической застройки.
Так что нет ничего удивительного, что рассчитанная на любознательных гостей продукция – путеводители, сувениры, почтовые открытки – начинают в конце пятидесятых-начале восьмидесятых выпускаться повсюду.
Не осталась в стороне, разумеется, и ЭССР: весной 1960 года в книжные магазины, киоски «Союзпечати» и почтовые отделения поступила серия открыточных видов, созданная художником Олавом Соансом.
«Открыточной», впрочем, была она только по формату. Совсем напротив: достопримечательности городов Эстонии были поданы в ней максимально далеко от избитой банальности.
«Восемь открыток, посвященные Соансом городу на восточном рубеже ЭССР, завораживают и обескураживают одновременно: разглядывая их так и хочется спросить – где же, собственно, Нарва?
Созданные им легкие, прозрачные акварели, казалось, дышали вольным весенним воздухом, наполненным пьянящей свежестью, ощущением возрождения, молодости, новизны.
Восемь открыток, посвященные Соансом городу на восточном рубеже ЭССР, завораживают и обескураживают одновременно: разглядывая их, так и хочется спросить – где же, собственно, Нарва?
Топоним, заключенный в позаимствованную у гравюр эпохи барокко транспарантную ленту, безусловно, присутствует. Как и бесспорные объекты нарвского городского пейзажа. Но города, между тем, нет.
Из бесспорных символов Нарвы присутствует замок – однако степень разрушения его такова, что угадать в пробитой артиллерийским огнем навылет руине Германовскую башню неспециалисту было бы затруднительно.
Есть, конечно, и главный корпус Кренгольмской мануфактуры – набросанный, впрочем, достаточно схематично и условно: ровно настолько, что идентифицировать его безошибочно помогает, скорее, пересохшее речное русло.
Присутствует комплекс Нарвской ГЭС – и, опять же: подобных было выстроено от Балтики до Тихого океана на пространствах одной шестой части суши столько, что опознать именно здешнюю вряд ли возможно без уточняющей подписи.
Речная пристань, у которой пришвартован прогулочный теплоходик с задорным именем «Бой», приглашает потенциальных пассажиров совершить водную прогулку – но на то, что в виду имеется именно Нарова, намекают разве что мачты ЛЭП на заднем плане.
Широкий пляж Нарва-Йыэсуу и здание курзала – образчик еще не окончательно «реабилитированного» архитектурного стиля модерн тоже нашли место среди открыток нарвской серии. Как и здание горисполкома на Петровской площади.
Пестрый этот калейдоскоп невольно перекликается с изображениями, размещенными на полях гравюры, созданной в середине XIX века по рисунку Николая Шмора – едва ли не первым изображением Нарвы в туристической продукции.
Главное отличие заключается, конечно, не в отсутствии перегруженной замысловатыми виньетками декоративной рамки: художественной манере времен прорыва в космос она была уместна, как дуга и оглобли автомобилю.
Разница в ином: безупречно выполненные Соансом зарисовки достопримечательностей Нарвы, полные неподдельного оптимизма и солнечного света, производят впечатление невольной недосказанности.
Словно разбилось зеркало – и каждый его осколок отражает какой-то отдельную грань окружающего мира. А целостная картина не складывается никак – главный ее элемент умышленно прикрыт.
Все становится на свои места, если рассмотреть на открытках дату, когда Соанс работал над серией: 1959 год. Тот самый, когда ансамблю нарвского Старого города был вынесен приговор.
Спустя годы многое выглядит иначе, чем в момент создания. Нет сомнения: художник пытался изобразить новую, советскую Нарву, невольно создав документ противоречивой эпохи.
Йосеф Кац
