На этой неделе общественность всколыхнула новость о предстоящем суде над учительницей, которая якобы вступила в сексуальную связь со своей несовершеннолетней ученицей. На мой взгляд, в данном случае серьезные, уважаемые издания поддались соблазну поразить публику сенсацией вопреки правилам журналистской, да и вообще простой человеческой этики.
Спору нет, учитель-педофил – это ужасно. А разве не ужасна травля? Пока суд не вынес свой приговор, пресса не имеет права называть человека преступником – таков один из принципов журналистской этики. Тем не менее, в BNS новость выходит под заголовком: «Учительница, вступившая в сексуальные отношения с ученицей, предстанет перед судом в марте».
Вовсе не исключено, что предстоящий суд вынесет оправдательный приговор, но из заголовка следует, что все и так уже ясно. Дальше – больше: несмотря на то, что всем участникам процесса запрещено до суда обнародовать какую-либо информацию о нем, Postimees публикует интервью с предполагаемой жертвой, которая сама пришла в редакцию поделиться своей историей: якобы для того, чтобы предупредить других. Эмоциональная история изобилует пикантными, хотя и непроверенными подробностями: «она подошла ко мне и поцеловала», « в порыве страсти сильно расцарапывала мне спину», и т.п.
Издание связывается с адвокатом обвиняемой, который сообщает свою позицию: со стороны учительницы имело место нарушение моральных принципов и профессиональной этики, но состава преступления в ее поведении не было. То есть, если говорить еще проще, адвокат и его подзащитная не признают обвинения в сексуальной связи с несовершеннолетней. В чем именно заключалось нарушение моральных принципов, адвокат не уточнил, да и не имел на это права: может быть, учительница сочувственно выслушивала жалобы подростка на мать, с которой у девочки на тот момент был конфликт, может быть, допустила, чтобы отношения ученик-учитель переросли в отношения двух подружек. Гадать не стоит. Важно – адвокат четко признал, что подзащитная совершила некие ошибки, но не преступление, в котором ее обвиняют.
Тем не менее, опытный профессиональный журналист позволяет себе интерпретировать слова адвоката следующим образом: «По сути, и адвокат не отрицает того, что факт сожительства учительницы и ученицы имел место: вопрос лишь в оценках, что это – нарушение профессиональной этики или уголовное преступление».
Журналист звонит директору таллинской школы, в которой сейчас работает учительница, сообщает ему всю эту историю и спрашивает, как долго с учительницей будут продолжаться теперь трудовые отношения. Директор вполне резонно отвечает: согласно регистру наказаний человек чист, такие вопросы будут решаться после суда.
Опубликованный в той же статье комментарий Министерства образования предельно четкий: существует презумпция невиновности, и если обвинительный приговор не вступил в силу – у министерства нет права реагировать на происходящее. Журналист, очевидно, и с этим не согласен: «Смущает и тот факт, что даже когда вся эта история всплыла, учительница смогла отработать в школе практически весь учебный год. Ее не уволили тут же, не составили и отрицательной характеристики». В статье есть и другие моменты явной предвзятости.
А теперь представим на минутку, что учительница, о которой идет речь, невиновна. Какая буря, должно быть, сейчас творится в ее душе, какие последствия этих статей она предвидит: крах карьеры, позор, горе близких. Именно такой может быть оборотная сторона сенсации.
Ирина Токарева
