25 января исполнилось бы 80 лет Владимиру Высоцкому. Большой поэт, сорванный голос эпохи. Он ушел слишком рано — в 42 года. Его смерть стала трагедией для миллионов. Он стал настоящей суперзвездой своего времени. На спектакли с его участием в Театр на Таганке билетов было не достать, а кассеты записями песен “ходили” из рук в руки и перезаписывались множество раз. Более 30 ролей в кино, яркие образы и страсть, которую не смог бы сыграть больше никто. Жизнь на грани, душа на разрыв.
“В гости к Богу не бывает опозданий” — так называется новый документальный фильм корреспондента ВГТРК Александра Рогаткина. Малоизвестные факты из жизни Владимира Высоцкого — в воспоминаниях его друзей в России и Франции.
Ах, милый Ваня! Я гуляю по Парижу.
И то, что слышу, и то, что вижу,
Пишу в блокнотик впечатлениям вдогонку,
Когда состарюсь, издам книжонку.
Конец 70-х. Высоцкий гуляет по Парижу. Монмартр, Елисейские поля, знаменитые платаны и непередаваемый запах неограниченной свободы. Он — единственный в Советском Союзе, кто победил железный занавес. Поднимает его, когда хочет. Правда, только для себя и ненадолго.
Самый любимый советский певец и актер. Без партбилета и почетного звания народного и даже заслуженного артиста. Но в Париже Высоцкий не нужен. Мешает языковой барьер. И такой популярности, как за железным занавесом, у него не будет никогда.
Я сам завел с француженкою шашни,
Мои друзья теперь и Пьер, и Жан.
И вот плевал я уже, Ваня, с Эйфелевой башни
На головы беспечных парижан.
Кажется, что любимая Марина его не понимает. Он замучил ее своими загулами. Хорошо, что в Париже есть друг Миша, родственная душа. Он знал точно, что происходит с Высоцким.
О знаменитых парижских кутежах с Михаилом Шемякиным народ слагал легенды, а Владимир Высоцкий – песни. Мог ли себе представить Владимир Семенович, что его бесшабашный друг Шемяка теперь — владелец старинного французского замка под Шатору.
Знаменитый художник — все в той же кепке и черных сапогах — встречает нас, как когда-то самого Высоцкого.
– Высоцкий удивился бы, если бы увидел, что вы в таком месте?
– Он бы восхитился, — признается Михаил Шемякин, — и наверняка бы прослезился?
– Почему?
– Со мной он был очень сентиментален. Несмотря на то что я был выше него, он почему-то называл меня “птичкой”. Не знаю, почему, ему так нравилось.
– “А друг мой в черных сапогах стрелял из пистолета”…
– Стрелял, было такое. Один раз. Это был единственный совместный запой. Потому мы, конечно, очень понимали, что каждый из нас тяжело болен, пытались освободиться от алкогольной зависимости. И с Володей вместе я зашивался девять раз. Мы вшивали то, что называлось в России по старинке “торпедой”.
Благодаря Высоцкому Шемякин познакомился со своей женой, переводчицей с русского языка Сарой. Правда, уже после смерти друга, когда она привезла к художнику американское телевидение.
“Я сказала, что это очень важно. Если американцы хотят понимать что-то о России, они должны знать Высоцкого”, — вспоминает супруга Михаила Шемякина Сара де Кэй.
Но ни Высоцкий, ни Шемякин, которого сначала держали в психиатрической клинике, а потом лишили советского гражданства, не пытались бороться с властью.
“Мы все не были диссидентами. Я всего-навсего осмеливался по-иному мыслить, и нас называли инакомыслящими”, — говорит Шемякин.
Песни Высоцкого тоже были иными и сильно отличались от советского официоза. Но, чтобы жить и творить, с властью приходилось договариваться. После нападок на него в газете “Советская культура”, в 1973 году Высоцкий пишет письмо в ЦК КПСС.
Еще больше, чем отсутствие поддержки властей, Высоцкому досаждало пренебрежительное отношение друзей-поэтов, того же Вознесенского, Евтушенко, Ахмадулиной, которые не считали его себе равным.
“Он встречался с Бродским и привез книжку. Там было написано: “Большому русскому поэту Владимиру Высоцкому”. И он тряс этой книжкой постоянно и говорил: “Бродский прямо вслух сказал мне, что я большой русский поэт!” Володя комплексовал очень сильно”, — вспоминает Михаил Шемякин.
“Это гораздо лучше, чем Кирсановы и Маяковские, я не говорю уже о более молодых людях — Евтушенко и Вознесенском. Дело в том, что он пользовался феноменальными составными рифмами. Гитара ему, конечно, помогала. В этом смысле потеря Высоцкого — это потеря для языка совершенно невосполнимая”, — утверждал Иосиф Бродский.
Самый грандиозный памятник советскому барду поставили в Екатеринбурге. Он высотой почти 200 метров. Как сказал бы другой поэт, Высоцкий теперь — человек и небоскреб.
Весь мир на ладони, ты счастлив и нем
И только немного завидуешь тем,
Другим, у которых вершина еще впереди.
На столь недосягаемую высоту Высоцкого поднял его поклонник и местный бизнесмен Андрей Гавриловский, основатель Музея Владимира Высоцкого в Екатеринбурге.
“Единственное здание в мире, которое носит имя поэта”, — говорит Гавриловский.
Две страсти Гавриловского — небоскребы и Высоцкий — органично слились в одну. В высотке — самый большой частный музей, где жизни и творчеству поэта посвящены два этажа экспозиции.
“Самый первый был у нас экспонат — столик с Таганки, за которым сидел Владимир Семенович”, — рассказал Андрей Гавриловский.
Когда Марина Влади решила выставить на аукционе личные вещи и все, что связано с Владимиром Высоцким, Гавриловский понял: это — его шанс, иначе в Екатеринбурге полноценного музея просто не получилось бы. В России поступок Марины и осуждали, и не понимали.
Самый главный и ценный экспонат с парижского аукциона — последнее стихотворение Высоцкого — в специальном боксе. “За него мы заплатили 252 тысячи евро”, — рассказал Андрей Гавриловский.
Мне есть что спеть, представ перед Всевышним,
Мне есть чем оправдаться перед ним…
Знаменитый серо-голубой Mercedes, купленный в Германии с помощью Марины Влади. Она вспоминала, что Высоцкому пришлось дать несколько концертов для таможни, чтобы без проблем ввезти машину в Советский Союз. Гавриловский нашел машину в Грузии у одной девушки, которой автомобиль достался по наследству.
Точно такой же Mercedes был у Брежнева, поэтому автомобиль никогда не останавливала ГАИ. А Высоцкий был известным лихачом.
“В троллейбус врезался, — вспоминает Валерий Янклович, друг и администратор Владимира Высоцкого. — Стоял троллейбус, он был с потухшими фонарями, а Володя ехал на большой скорости. Он был немножко болен. Он летел домой, чтобы взять там лекарство, которое ему нужно, не рассчитал и врезался. Севка сидел на первом сиденье, он его загородил рукой. Он ключицу сломал. Я сидел на заднем сиденье, там еще были две девушки. У меня — сотрясение мозга”.
К этому времени поэт был безнадежно болен. Чтобы творить и творить гениально, почему-то надо всегда идти по краю. Убивал он себя долго и старательно, разделяя трагическую судьбу Есенина, Маяковского и Цветаевой или того же Бодлера — с его смертельным ароматом “цветущего зла”. Вот и у Высоцкого:
Как хороши, как свежи были маки,
Из коих смерть схимичили врачи.
“Марина ко мне примчалась однажды в слезах. Володя лежал в отключке. Она у него в кармане нашла шприцы, несколько ампул с морфием. Она сказала: “Ты понимаешь, Мишка, это уже все”, — рассказал Михаил Шемякин.
“Было ощущение чудовищной злости и ненависти к нему — за то, что он так быстро ушел, так нелепо, бессмысленно. Он на самом деле обокрал русскую культуру, меня и миллионы его почитателей. Обокрал в том, что еще не написал так много. А какие темы были прекрасные!” – отметил друг Владимира Высоцкого художник Михаил Златковский.
Идет охота на волков, идет охота.
На серых хищников — матерых и щенков.
Старые кадры хроники. Голос рвется из грудной клетки. За флажки. За границы дозволенного. Понятен ли этот его надрыв сейчас? Нашел бы он себя в нашем времени? Ведь другого Высоцкого за эти годы так и не появилось.
“Время другое. Какая “Охота на волков” сегодня? Ко мне студенты приезжают и говорят: “Мы поедем в следующем году, может быть, в Италию”, — рассуждает Михаил Шемякин.
Время другое, страна другая, но почему-то кажется, что ему сегодня было бы о чем спеть.
Рвусь из сил, из всех сухожилий,
Но сегодня не так, как вчера.
Обложили меня, обложили,
Но остались ни с чем егеря!
