В Северном дворе Нарвского замка работает художник Екатерина Кузнецова, автор замечательных изделий из кожи. Однако наше внимание к ней привлек не столько ее талант, сколько еще одна удивительная ее особенность. Дело в том, что Екатерина принадлежит к народу водь.
Новость изнутри
В большинстве случаев наши знания о том, кто такие водь, ограничиваются туманными воспоминаниями, что водь – это некий финно-угорский народ. Часто высказывается предположение, что название водь произошло от слова вода, так что, скорее всего, этот народ живет по берегам рек и, наверное, среди них много рыбаков. Любителей «мыслить логически» огорчим – это в корне не так. Как объяснила Екатерина, русское слово «водь» было заимствовано из водского языка и к воде отношения не имеет. Это самоназвание народа, которое происходит от водского слова «вадья» -клин.
Как известно, водь – очень древний народ, но сейчас он исчезает, в мире осталось всего несколько десятков носителей языка. Вместе с людьми уходит культура, фольклор, верования, предания и сказки. Екатерина, одна из немногих представителей этого внесенного в Красную книгу народа, согласилась ответить на наши вопросы.
– Я родилась в Санкт-Петербурге, – рассказывает Екатерина. – Мой папа был вожанин, а мамиными предками были и финно-угорские (карелы и мордва), и другие народы. Папа был художник-иллюстратор. Я больше похожа на отца и считаю себя вожанкой. Поскольку у меня европейская внешность, никто из одноклассников не считал меня нацменкой. Да и вообще в это время — конец восьмидесятых — в России никто уже не выстраивал отношения по национальному признаку.
А в семье о водских культурных ценностях и традициях я узнавала от бабушки. Она говорила на водском языке и рассказывала водские предания и сказки, пела водские колыбельные, благодаря ей я знаю обычаи и верования. От нее я и научилась говорить по-водски. Водский язык очень похож на эстонский. В принципе, я даже понимаю эстонскую речь, однако сама говорить на нем не решаюсь. Теперь, когда мы с мужем окончательно перебрались в Эстонию из Санкт-Петербурга, конечно, займусь изучением государственного языка плотнее.
Кто есть кто
– Екатерина, расскажите, пожалуйста, о своем народе, о вероисповедании, о преданиях.
– Ну, в водских деревнях почти каждый занимался целительством. А еще мы всегда знаем, где кто находится и что с ним происходит. У меня с папой тоже была такая телепатическая связь.
– Интересно, а почему у современных городских людей такие способности не часто наблюдаются?
– Просто большинству в детстве не сказали, что такая связь между людьми существует. Что так и должно быть. Поэтому люди, повзрослев, не воспринимают такие способности всерьез.
– А правда ли, что водь не относится к глубоко верующим народам? Пытались и православие привить, и лютеранство насадить, однако водский народ сохранил языческие представления о мире.
– Да, так и есть. Меня в детстве бабушка в церковь на экскурсию водила – чтобы я познакомилась с религией как с культурным феноменом. А когда бабушка умерла, ее кровать разобрали. Спать на ней больше нельзя было. Это у нас такой обычай. А чтобы кровать не выбрасывать, у нас в прежние времена умирающего выносили из дома и клали на солому. А когда он умирал, солому сжигали. Потому что есть такая смертная болезнь – калма. Она может передаваться другим людям. То есть, смерть, по нашим поверьям, это заразная болезнь. Человек, который умирает, на самом деле заболел калмой, то есть смертью.
– А вы боялись когда-нибудь заразиться смертью?
– Конечно, нет. Калму может наслать умерший, эта болезнь исходит только от покойников. Поэтому кровать, на которой человек умер, выносили из дома прочь. А еще, когда кто-то в семье умирал, зеркала занавешивали. Дело в том, что в зеркале образуется проход в другой мир, то есть в мир мертвых, и обязательно надо его прикрыть, чтобы других членов семьи туда не затянуло.
– А что, может и здорового затянуть?
– Конечно, может. У нас в деревне ведунья одна, когда умирала, подмышку себе яйцо положила. И попросила похоронить ее с этим яйцом. Это она сделала, чтобы никого с собой в мир мертвых не утянуть. Яйцо – это как жертва. Таким образом, умирая, она уже одну жизнь – жизнь будущего цыпленка – с собой забирает. Тогда незримые двери захлопываются, и больше никого она не утащит на тот свет.
– Выходит, вожане сильно боятся смерти? А что там будет после смерти по вашим поверьям?
– Я не боюсь. Просто у меня еще очень много дел в этом мире. А умирая, люди попадают в нижний мир, это роща под землей, там деревня, и живут умершие так же, как принято здесь.
– А у вас принято посещать кладбище, навещать своих ушедших родственников или друзей?
– Конечно. Только раньше кладбища у нас не было. И памятников на могилах тоже не было. Просто близкие люди всегда знали, где могила. Они приходили и стучали палкой в гробовую доску, чтобы умерший понял, что к нему пришли гости. Стучали как во входную дверь. В советское время запрещали палками в могилы стучать, бабушек гоняли. А в царское время заставляли водружать кресты. Однако те, которые не хотели креста на могиле родственника, нарочно изготавливали его из такого дерева, чтобы он за год сгнивал. А еще на могилу приносили подношения мертвому, печенье или еще что-нибудь. И обязательно корм для птиц рассыпали. Потому что птицы, летая, осуществляют связь с другим миром.
– А есть ли у вашего народа какие-нибудь характерные однотипные фамилии?
– Нет. У нас простые российские фамилии. Например, Суворовы, Виноградовы, а мы – Погодины. Другое дело – семейные прозвища. Их давали по названиям птиц. Например, семья глухарей, кто-то вороны. А мы – совы.
– А у води на протяжении истории была какая-нибудь своя страна или территория?
– Конечно. Мы жили на территории сегодняшнего Ида- Вирумаа, до Копорья и Новгорода, и простиралась она вплоть до Чудского озера. Называлась Водской пятиной. Войны, завоевания — и мы исчезли как Водская земля. А в шведский период наши географические границы почти совпадали с Ингерманландией.
– А где сейчас в основном живут вожане?
– В России, в Усть-Луге, деревнях Лужицы и Краколье.
Когда мы встречались с 4 американскими индейцами на съезде коренных народов в Петербурге, они сообщили, что в Америке их от исчезновения в какой-то степени спасают резервации, где есть возможность жить традиционным способом, и поинтересовались, как у нас обстоят дела. Мы сказали, что у нас такого нет. В ответ они удивились: как мы вообще сохранились до сегодняшних дней?
Однако в СССР существовала другая форма поддержания национальной культуры — автономные округа. Существовали Марийский автономный округ, Еврейский автономный округ и так далее. Но у народов Ленобласти не было никаких специально выделенных территорий, где они могли бы вести привычный образ жизни. И поэтому угрозой оставалась ассимиляция коренных малочисленных народов. То есть их исчезновение. В России есть закон о том, что малочисленные народы из Списка имеют право на охраняемую территорию. Ленобласти это не касается, поскольку люди здесь, как считают чиновники, не занимаются традиционными промыслами. Рыболовство, сбор ягод и грибов промыслами не засчитали, хотя они являются как раз традиционными.
— Чем вы предполагаете наполнить свою жизнь в Эстонии?
— Мы собираемся вместе с эстонскими энтузиастами, студентами и преподавателями Тартуского университета, Вильяндиской академии, с вожанами, живущими здесь и приезжающими из России, популяризировать водскую культуру и традиции. Мы уже начали это делать. В Нарвском замке провели Водские дни в конце мая. Мы хотим сделать их ежегодным традиционным праздником. Нарва — очень удобный пункт назначения, а также исторически является территорией традиционного проживания води.
3 ПРОСТЫХ ВОПРОСА:
– Сколько лет вашей дочке и собираетесь ли учить ее водскому языку?
— Дочке четыре с половиной, уже немного говорит, будем продолжать заниматься.
– Как в Эстонии относятся к води?
— В Тартуском университете до сих пор изучается водская культура и фольклор. Огромный вклад в это внес профессор Пауль Аристе, который по деревням собирал водские предания, сказания, песни и записывал их на водском языке.
– Как вы видите будущее вашего народа?
— Надеюсь, в Эстонии нам удастся реализовать многие наши планы, связанные с укреплением национальной идентичности.
Сергей Трохачев
